1. Почему мы считаем, что эта работа изначально создавалась как учебная копия, а не подделка?

1).  Размеры копии и оригинала отличаются на 9 см

2). На копии есть подготовительный рисунок, на оригинале его нет

Об этом, в частности, говорит и тот факт, что весь рисунок на копии немного сдвинут в левую сторону. Двум мужским фигурам вдоль левого края даже немного не хватило места, тогда как вдоль правого края осталось некоторое свободное пространство.

Общий вид копии, принадлежащей А. Васильеву, в ИК-лучах. Хорошо виден предварительный карандашный рисунок, сделанный копиистом

 

Фрагмент копии в ИК-лучах. Хорошо виден подготовительный рисунок.

3). Для копии был использован современный картон.

По словам нынешнего владельца этой работы коллекционера А. Васильева, современный картон был продублирован с тыльной стороны листом старой пожелтевшей бумаги.

4). Копиист не обладал достаточным мастерством.

Это становится очевидным при сравнении одних и тех же фрагментов живописи на копии и на оригинале из Русского музея. При работе с красками копиист повсеместно «промахивается» мимо своего же карандашного рисунка. Не может с первого раза повторить виртуозные григорьевские мазки и, поэтому, проходит по одному и тому же месту несколько раз, «замучивая» деталь.

Особенно плохо копиисту удаются округлые формы, которые Григорьев делал одним-двумя движениями кисти красочной массой единой плотности. На копии такие формы лепятся множественными мазками различной толщины.

Фрагменты с изображением колец на оригинале Русского музея (сверху) и тот же фрагмент на копии, принадлежащей А. Васильеву (снизу)

Яркий пример достаточно низкого уровня мастерства копииста можно увидеть при сравнении подписи-монограммы «БГ» на копии и на оригинале. Копиист не калькирует монограмму, не делает ее предварительный рисунок на картоне. Он не может сделать нижний полукруг буквы «Б», как он изображён на оригинале. Вместо этого у него получается граненый полукруг. Он «не выводит» внизу закругление буквы «Г» в букву «Б».

Слева - фрагмент монограммы на оригинале Русского музея, справа - этот же фрагмент на копии, принадлежащей А. Васильеву.

Монограмма на копии настолько сильно отличается от монограммы на оригинале, что напрашиваются две совершенно неожиданные версии:

1). Монограмма на копии могла быть сделана копиистом позднее «по памяти».

2). Монограмма могла быть нанесена вообще не копиистом в конце 1960-х -1970-х гг., а гораздо позднее, уже фальсификатором, который и состарил эту учебную работу, превратив в подделку. Не имея возможности посмотреть авторскую подпись на оригинале, который хранился в закрытом фонде рисунка Русского музея и впервые был воспроизведен в каталоге выставки Б. Григорьева в Русском музее только в 2011 году, фальсификатор мог использовать для ее воспроизведения репродукцию 1914 года. На ней нижняя часть букв монограммы была не видна - она скрыта за нижним краем. Вполне возможно именно поэтому фальсификатор вынужден был импровизировать, в конечном счете неверно изобразив эту нижнюю часть букв и не поставив характерную точку автора после них.

Репродукция в альманахе "Мой журнал для немногих", изданном А. Бурцевым в 1914 году. Красным выделена область авторской монограммы.

Монограмма на репродукции 1914 года.

Низкое качество копии было отмечено и экспертами. Так, в частности, эксперт Всероссийского художественного научно-реставрационного центра им. академика И.Э. Грабаря (ВХНРЦ) Ю.В. Рыбакова, которая первой определила эту картину, как не принадлежащую кисти Б. Григорьева, так сказала о качестве работы в программе «Репортерские истории с Вячеславом Гузем» (с 8:33 мин): «Честно, меня насторожило как раз качество в первую очередь <…> мне кажется, что она была просто настолько ниже уровнем чем Григорьев, что собственно поэтому я и стала делать какие-то дальнейшие исследования».

Оригинал оказался в коллекции Б.Н. Окунева в 1946 году из комиссионного магазина. В конце 1983 года был передан по завещанию в Русский музей. (Акт приема на постоянное хранение ОФ No.5301 от 25.05.1984 г.) и хранился в Отделе дореволюционного рисунка (позднее - в Отделе рисунка и акварели). Он первый и пока последний раз был показан посетителям Русского музея в 1987 году, когда экспонировался в течение месяца на выставке «Из собрания Б.Н. Окунева. Русское и советское искусство». В период с 1987 по 2012 гг. продолжал храниться в фонде графики. Только в 2012 году, во второй раз за время нахождения в Русском музее, был показан на художественной выставке в Чили.

Первое рабочее фотографирование оригинала в Русском музее было сделано лишь в апреле 2009 года в Отделе технологических исследований Русского музея. Первое печатное воспроизведение оригинала появилось в 2011 году в каталоге выставки Б. Григорьева в Русском музее.

Внимательно сравнив оригинал из Русского музея с копией, принадлежащей А. Васильеву, мы пришли к однозначному выводу, что именно с него была сделана копия.  Это становится очевидным при сопоставлении одних и тех же участков живописи, под увеличением, несмотря на повсеместные неточности копииста в достаточно вольном воспроизведении деталей.

Предыстория

В декабре 1983 года оригинал Б. Григорьева «Парижское кафе» поступил в Русский музей из коллекции семьи Окуневых. Сохранность его была плохая. Картон был сильно деформирован и имел высокий уровень кислотности, вследствие чего приобрел темно-коричневый цвет. Его правый верхний угол и несколько фрагментов вдоль нижнего края были утрачены. Вдоль всех краев имелись многочисленные разрывы. По всей поверхности - участки шелушений красочного слоя, особенно на белильных участках, которые требовали срочного укрепления. Лицевая и тыльная сторона рисунка были сильно загрязнены. В связи с этим, буквально через две недели после оформления экспоната на постоянное хранение в Русский музей, он был срочно передан на реставрацию.

1. Реконструкция верхнего края. «Зубчики».

Помимо вышеописанных проблем с красочным слоем, вдоль всего верхнего края имелись его утраты и сильные потертости шириной около 2 см.  Значительная часть изображения на этом участке практически полностью отсутствовала. Имелись лишь фрагментарные участки зеленых мазков - «зубчиков» слева и частично справа. Хорошо сохранился лишь один «зубчик» слева.

Реставратор, во время проведения реставрационных работ в 1984 году, принял решение сделать реконструкцию этого участка живописи. Единственный хорошо сохранившийся авторский «зубчик» (крайний слева) он оставил, аккуратно обойдя этот мазок (это хорошо видно на снимке в УФ-лучах).

Фрагмент оригинала Русского музея в УФ-лучах. Слева вверху виден авторский «зубчик», не затонированный реставратором.

10 декабря 1984 года Реставрационная комиссия Русского музея приняла после реставрации очередную партию работ из 47 произведений графики, среди которых был и рисунок "Парижское кафе". К сожалению, в краткий текст протокола комиссии не попала информация о реконструкции этого участка. Не было упомянуто об этом и в кратком описании операций, выполненных реставратором, в Книге регистрации музейных предметов, поступивших в мастерскую реставрации графики.

Таким образом, можно сказать, что в течение последующих 30 лет, вплоть до 2014 года, никто, кроме самого реставратора, который с 1998 года уже не работал в Русском музее, не знал о деталях реконструкции верхнего края. Никто не знал, что 23 «зубчика» вдоль верхнего края, их направление и углы наклона являются работой реставратора в 1984 году, а не авторской живописью Б. Григорьева.

Лишь в середине 2014 года во время дополнительного изучения оригинала из Русского музея путем сравнения снимков, сделанных в свете ультрафиолетовых лучей, с репродукцией 1914 года было впервые обнаружено, что во время реконструкции участка в 1984 году реставратором были ошибочно добавлены 5 лишних «зубчиков». Как уже было отмечено выше, к сожалению, их расположение и углы наклона не соответствовали расположению и углам наклона «зубчиков», сделанных Б. Григорьевым. При беседе с реставратором, который делал эту работу в далеком 1984 году, стало понятно, что именно отсутствие у него в то время информации о репродукции 1914 года и крайне неудовлетворительное состояние сохранности верхнего края явились причиной этой ситуации.

Общий вид оригинала Русского музея в УФ-лучах. Вдоль верхнего края – участок реконструкции «зубчиков», сделанный реставратором в 1984 году.

Таким образом, если бы копия была сделана после реставрации 1984 года, на ней должны были бы быть изображены 23 «зубчика» и расположены бы они были так, как выглядят сейчас на оригинале из Русского музея.

Теперь посмотрим на количество и расположение «зубчиков» на копии, принадлежащей А. Васильеву. И что мы видим?  Их – 18! Как на репродукции 1914 года! И расположение, и их наклоны идентичны. Для того, чтобы перепроверить наше наблюдение мы сделали на компьютерной программе прозрачную кальку верхнего края с репродукции 1914 года и совместили ее с идентичным, подогнанным по масштабу, участком живописи на копии, принадлежащей А. Васильеву. Они полностью совпали! И по количеству, и по ритму, и по углу наклона «зубчиков».

Общий вид копии, принадлежащей А. Васильеву

Репродукция из альманаха "Мой журнал для немногих", изданного А. Бурцевым в 1914 году

Более того, мы заметили, что если внимательно посмотреть на «зубчики» справа-налево, то как на копии, принадлежащей А. Васильеву, так и на репродукции 1914 года первые семь из них имеют одинаковую тональную интенсивность и степень нажима. Причем первые три - одинаково прозрачнее, а следующие четыре – одинаково насыщеннее. Затем, четыре «зубчика» (No.No.8, 9, 10, 11) читаются совсем плохо. Затем, ближе к левому краю четкость снова восстанавливается. Кстати сказать, на реконструированном участке оригинала все «зубчики» с 1984 года стали иметь одинаковую четкость и нажим.

Таким образом, если бы копия была сделана после реставрации 1984 года, на ней было бы 23 «зубчика», а не 18, как мы видим сейчас на работе, принадлежащей А. Васильеву. И расположены они были бы так, как выглядят сейчас на оригинале из Русского музея.